О поездке в Россию в подробностях. Часть 4

Несколько вариантов в Интернете, вариант на вокзале и вариант диктора на том же вокзале. Мы не то что не нашли десять отличий, а даже не нашли ни малейшего между ними сходства. В итоге решились поехать так: я доезжаю на машине до платформы Бутово, а Юлька до платформы Курского вокзала. Она садится в электричку на 16:02 и едет в ней, а я подсаживаюсь в обозначенный вагон на платформе Бутово. И вот мы обе, уже проторчавшие достаточно времени на своих платформах наконец-то определились, купили билеты до платформы «Авангард» и утомленные солнцем дожидались своего поезда. Предварительно мне пришлось нехило промотаться с огромным грузом на спине и в обеих руках по лестнице вверх и вниз до следующего перрона в кассы. В маленьком облупленном здании было окошечко размером 15 на 15 сантиметров. Не больше. Выглядев в нем частичку кассирши, я поинтересовалась нужным поездом. В этот момент позвонила Юлька и выяснилось, что эта электричка из Москвы отменилась и что поедет подруга на следующем поезде. Но кассирша продолжала утверждать, что ей никто ничего не отменял и поезд обязан прийти в назначенное время на назначенный путь. Немного поспорив с кассиршей, я купила билет и поперлась обратно с «коромыслом» восвояси. Вернувшись обратно в свои Свояси, я осталась солнцем палимая в ожидании зеленого поезда. Как ни странно, через час поезд-таки пришел. Выяснилось, что это был просто поезд-привидение, т.к. с Курского вокзала он не уходил, а в Бутово из ниоткуда пришел. Я впихнулась в вагон и на полтора часа забылась в ностальгических раздумьях о России.

Вышла я все же не на платформе «Авангард», а в самом Серпухове. Повторив предыдущий подвиг вверх и вниз по лестнице (и мысленно пожалев ни в чем не повинных российских рыночных торговцев, таскающих подобную тяжесть ежедневно), я увидела первые признаки фестиваля. Молодежь в синих майках с эмблемами слета и с табличкой «На фестиваль» уже встречала меня так же изможденная солнцем. Кинула вещи и рассказала им маленькую предысторию, как в прошлом году я, как и они, стояла с самарскими ребятами с табличкой и как весело мы проводили дни, встречая гостей фестиваля. Ребята признались, что тоже родом из Самары и что они являются младшим поколением того самого клуба АП, с воспитанниками которого я торчала тут не далее, как год назад. Потом оказалось, что мы знакомы.

Через полтора часа приехала Юлька. У нас оставалось пятнадцать минут, чтобы быстренько закупить продукты первой необходимости. Набрав тележку, встали в очередь в кассу. Перед нами стояла какая-то мадам. И что-то она забыла и углубилась в магазин. Касса приостановила свою работу. Набралась очередь. Через некоторое время одна «солидная барышня», стоявшая в той же очереди, решила немного хамовито поинтересоваться «Что стоим»? На что продавщица с подвыподвертующей интонацией, потянувшись, ответила: «Отдыхаю!». Та надулась и покраснела.

Впихнулись мы во второканальский автобус и поехали. Водитель решил сделать музыку погромче, наверное, чтоб у народа, так сказать, возникло острейшее желание поскорее услышать авторскую песню. Звучала индийская песня «Джимми, Джимми, Ача, Ача». Что означают эти слова – не знаю, но результат водительского эксперимента не достиг цели, потому что на третьей песне народ стал просто подпевать. Иначе это невозможно было пережить. И вот мы приехали. И тут я повторю свою мысль про то, за что я не люблю фестивали: это встречи – потому что руки отваливаются и щеки пухнут и расставания, потому что все то же самое, только очень грустно.

Нас зарегистрировали в штабе, все как положено.  Практически сразу меня поймали журналисты (сотрудники местной газеты «Совет») и начали расспрашивать о фестивале. На протяжении всего интервью, я стояла с рюкзаком и жутким грузом под палящим солнцем. В конце концов я сказала, что помню журналистов, т.к. в прошлом году ездила с Игорем Н. по нескольким редакциям и на телевидение. В том числе к ним. Меня тут же вспомнили как Женю Ланцберг и сделали пометочки в своих блокнотиках. Не знаю, на сколько журналисты оказались с ней знакомы, но я в очередной раз «попала» — меня опять назвали Женей. Ну да ладно. Замолвила пару слов за «Детскую республику», которая ставит каждый год фестиваль на ноги и еще за нескольких человек, которые ставят каждый год на ноги, в том числе и «детскую республику». После чего интервью закончилось.

Мне повезло, меня мало кто узнавал, чаще принимали за немку или незнакомку (говорили, что я буду очень богатой, на что я даже решила открыть второй счет в банке и деньги бы поступали в фонд «Второго канала») и поэтому я достаточно быстро смогла поставить с Юлькой нашу палатку. Пока я здоровалась с народом, Юлька успела найти трех своих соратников по Тульскому КСП двадцатилетней давности, отметить, так сказать, встречу и обменяться основными новостями.

 

Было коротенькое открытие слета. В данном случае произнесенные слова практически заменяли минуту молчания, которую каждый выбирал на этом слете для себя сам. Я не была готова участвовать на открытии и поэтому просто рассказала стишок про счастье, который когда-то написала в 13 лет. Тогда папа очень пожалел, что не успел написать его раньше меня и сказал, что это был бы его стих, ни будь он моим. Т.к. тогда, 9 лет назад мы дорабатывали его вместе, говорю и сейчас, что стих был написан в соавторстве. Папа говорил, что это мой стих, потому что идея моя. А я утверждала, что без его обработки моя идея никому бы не была нужна. Так мы и не пришли к компромиссу. Хотя, думаю, он сам нашелся с того момента, как папа стал зачитывать его как эпиграф к своей песне «Разменяно счастье на деньги…».

В начале двенадцатого ночи состоялся «папин» костер. Он был именно как «костер», потому что иногда всплывали очень старые песни, которые мало кто поет (огромное спасибо Михаилу Геллеру и Виктору Кузнецову), иногда пели все, а иногда один-два человека. Когда тише, когда громче. Иногда «костерок» затухал, и папины песни не звучали.

 

Как ни странно, но на протяжении всего фестиваля присутствие папы у меня возникало только тогда, когда я находилась вне поляны и связывалась с ней по телефону и позже, когда я пребывала на территории, а точнее в окружении «детской республики». Было ощущение, что он там – на поляне. В остальные моменты было относительно «пусто», ощущение какого-то сиротства сквозило изо всех щелей. Самыми трудными моментами были утра. Каждое утро я просыпалась с комом в горле, особенно зная, какие на этом фестивале встретились далекие концы; зная, чьи мечты на этом слете осуществились благодаря папе. Чудеса продолжали происходить. Правда, не со мной, а с мамой. Она умудрилась потерять колечко, которое папа ей когда-то подарил. И второе чудо произошло в момент, когда Борька впервые позвонил на поляну на мамин телефон. В этот момент у нас дома со стены упала та самая Лодочка, о которой была написана песня. Мне кажется, этого бы не произошло, если бы в этот момент на поляне не находились определенные люди. Для меня этот момент означал ровно одно – объединение самых родных людей, нашей огромной «семьи». Борька, мама, Женя, Вестюшка, Гена Дульцев (клуб «Фонарщик»), Андрей Купавский (КСП Туапсе), Миша Кордонский, Боря Ашкинадзе… Возможно, я кого-то не упомянула, но в голове четко отображены лишь эти имена. Для меня эти моменты трактовались так, что папа давал о себе знать. Он все видел и за всем наблюдал. Только, думаю, нам всем очень обидно, что он ничего не мог сказать так, чтобы мы услышали, а мы не могли ничего услышать, разве что эти знаки. Можно конечно думать, что я впечатлительная и мама (и Боря) тоже и что мы сами себе все это придумываем и таким образом утешаем себя, тешим, так сказать, свою память и свои домыслы. А можно допустить и то, что на самом деле не может быть столько совпадений, тем более в те моменты, когда их совсем не ждешь, разве что подсознательно.

Продолжение в следующем посте.